Страсти по асбесту

Развернувшаяся с конца 1970-х годов антиасбестовая кампания не только выкинула с мирового рынка вредные виды этого минерала, но и резко ограничила потребление его безопасного собрата — хризотила. Драма в том, что крупнейший производитель этого сырья — Россия.

Широкомасштабная антиасбестовая кампания, развернутая в странах Запада, — образцовый пример умышленной технологической дискредитации целого класса «неугодных» промышленных продуктов при помощи искусного манипулирования общественным сознанием. Подобные кампании в последние годы проводились сразу против нескольких технологий. Можно вспомнить фреон, ГМО, тепловую энергетику, тефлоновую посуду. Во всех этих весьма схожих по сценарию случаях использовалась тактика тотальной дискредитации не только отдельных производителей или выпускаемой ими продукции, но и самих технологических основ ее производства или применяемых базовых материалов. А в случае с асбестом его противники пошли еще дальше — на прямой подлог.

Как известно, в природе существует два больших семейства асбестовых минералов, достаточно сильно отличающихся друг от друга по химическому составу, технологическим свойствам и степени воздействия на организм человека: серпентиниты и амфиболы. Но в коммерческом и бытовом использовании они формально объединяются под общим названием «асбест». С начала прошлого столетия различные виды асбеста активно использовались при изготовлении разнообразных промышленных товаров, включая изоляционные материалы, жаропрочные и стойкие к химическому воздействию панели, кровельные и черепичные покрытия, прокладки автомобильных тормозов и т. п.

Но уже к середине XX века ученые-медики пришли к выводу, что асбестовые волокна оказывают очень вредное воздействие на здоровье людей. Точнее, повышенная опасность исходит от асбестовых волокон семейства амфиболов — крокидолита (голубого асбеста), амозита (коричневого асбеста) и некоторых других. Под воздействием множества медицинских отчетов, четко продемонстрировавших повышенный риск развития ряда онкологических заболеваний при вдыхании амфиболовых волокон, и началась мировая антиасбестовая кампания. Но под горячую руку противников асбеста попал и главный представитель второго семейства этих минералов — хризотил (он же белый асбест). И, что немаловажно, именно на хризотил приходилось более 90% всего асбеста, который добывался и перерабатывался на протяжении всей промышленной истории ХХ века.

Несмотря на большое количество научных публикаций, убедительно свидетельствующих о безвредности хризотила для человека при условии соблюдения стандартных санитарно-технологических норм на производстве, и благодаря усилиям мощнейшего антиасбестового лобби в массовом общественном сознании на Западе устойчиво закрепился поистине демонический образ асбеста, причем без всякого различия между его видами и формами.

О том, к чему привела эта кампания, о ее вреде для российской экономики и о перспективах хризотилового производства мы беседуем с руководителем крупнейшего мирового производителя хризотила гендиректором «Оренбургских минералов» Андреем Гольмом.

— Какое давление оказывается на производителей хризотила сейчас? В чем оно заключается?

— Есть ряд директив Всемирного банка, которые не рекомендуют выдавать ссуды компаниям, так или иначе связанным с производством хризотила или продуктов из него, да и просто открывать им расчетные счета. Из-за этого в свое время компания Komatsu не продала нам и «Ураласбесту» оборудование, в частности грузовики. Есть также ряд ограничений на транспортировку. Например, некоторые железнодорожные операторы и транспортные компании до кризиса отказывались перевозить наши грузы. Правда, когда кризис стал разрастаться и у них резко упал грузопоток, они свою позицию изменили, хотя ясно, что это временно: когда ситуация улучшится, они опять введут запреты. Но самый действенный рычаг давления — порты. Если европейцы запретят нам использовать их портовую инфраструктуру, то нам придется создавать собственные транспортные компании и возить грузы через Дальний Восток.

— А какова официальная позиция России в отношении использования хризотила?

— В прошлом году Россия ратифицировала Роттердамскую конвенцию, которая содержит перечень химических веществ, в основном пестицидов, запрещенных к использованию в мире. Европейцы пытались включить в список хризотил, но им не удалось. И поскольку теперь все решения о расширении списка будут приниматься на основе консенсуса, сделать это им, видимо, и не удастся. Именно поэтому они начали борьбу с нами в своих портах.

Что касается России, то после ратификации конвенции президент Владимир Путин прямо заявил, что мы не должны притеснять отечественных производителей на международных рынках, особенно под надуманными предлогами. Такую позицию разделяют и наши чиновники, ответственные за здравоохранение. В России утвержден перечень из трех тысяч видов содержащей хризотил продукции, разрешенных к использованию.

— А предлоги действительно надуманные?

— В перечне опасных веществ Международного агентства по исследованию рака (МАИР) Всемирной организации здравоохранения есть бензин, алкоголь, табак, соленая рыба, древесная пыль и многие другие канцерогены, с которыми мы сталкиваемся изо дня в день. Эти вещества оказывают химическое или физическое воздействие на организм человека и повышают вероятность возникновения злокачественных образований. Но опасность, которую канцерогены несут людям, не всегда оборачивается заболеванием. Организм здорового человека может серьезно пострадать, если опасное вещество в определенных дозах воздействовало на него длительное время. В противном случае воздействие канцерогена незначительное. Но если соленая рыба серьезных опасений по поводу здоровья не вызывает, то к природным минералам под объединенным названием «асбест» — канцерогенам той же группы — отношение более настороженное.

А что такое асбест? Торговое название группы волокнистых минералов — амфиболов и хризотила. Несмотря на схожие свойства, эти разновидности асбеста имеют абсолютно разный химический состав и минералогическую структуру. Они даже цветом различаются: амфиболовые волокна крокидолита голубые, а хризотила — белые. Хризотил — это гидросиликат магния. Его волокна мягкие и эластичные, в кислотной среде они легко растворяются за счет молекул магния и выводятся из организма максимум через две недели, не представляя опасности для жизни и здоровья. А вот у амфибола волокна острые как иголки, и они, напротив, устойчивы к растворению в кислой среде, поэтому накапливаются в легких и вызывают тяжелые заболевания, в том числе онкологические. Период распада амфиболов — более года. Исторически сложилось так, что Европа в основном использовала амфибол, а Россия — хризотил. Это и стало одной из причин такого чувствительного отношения европейцев к этой проблеме и попытки запретить использование всех видов асбеста, в том числе хризотила. Но хризотил — это природный минерал, он содержится в двух третях поверхности земной коры и никакой опасности сам по себе не представляет. Например, наш город Ясный занимает первое место по рождаемости в Оренбургской области. Если же говорить об онкологических заболеваниях, то мы на фоне страны никак не выделяемся. Но чиновники МАИР и ВОЗ этого не замечают.

— Несмотря на запрет, некоторые европейские страны, те же Франция иВеликобритания, все равно используют асбест. Например, для термическойзащиты реакторов атомных подводных лодок, авианосцев. Кстати, точнотак же поступают и США, хотя там асбест не запрещен.

— Ну еще бы кто-нибудь попытался американцам что-то запретить! Они тут же пришлют авианосец, и все проблемы исчезнут сами собой.

— А кто же все-таки начал мировую антиасбестовую кампанию? Кому она выгодна?

— Во-первых, строительным и инвестиционным компаниям. А во-вторых — юристам. Для них это вообще очень удобная тема — они могут взять деньги и с государства, и с компаний.

На мой взгляд, дискриминация асбеста — обычный бизнес. Раньше в Европе из него делали практически все — напольную и облицовочную плитку, внутренние стеновые панели, перекрытия, звукоизоляцию, ванны, туалеты, использовали как насыпной утеплитель. Эту огромную нишу решили захватить местные компании. Но для этого нужно было выбить оттуда нас, что они и сделали. А поскольку механизм уже раскручен, пошли дальше. В Англии очень многие фермеры используют шифер. А им хотят навязать заменители. Из-за этого возникают всевозможные проблемы. Например, металлическая кровля нагревается в жару, грохочет, и свиньи чувствуют себя некомфортно. То же самое с рубероидом: он издает неприятный запах, и животные начинают нервничать. Тем не менее английские власти пытаются законодательно обязать фермеров заменить шиферную кровлю. В масштабах всей страны на это уйдет порядка 800 миллиардов фунтов.

— За последнее десятилетие «Оренбургские минералы» увеличили выпуск хризотила вдвое и стали крупнейшим мировым производителем этого сырья, опередив прежнего лидера отрасли — «Ураласбест». И все это произошло на фоне мощнейшей антиасбестовой кампании. Как вам удался такой рывок?

— А нам просто деваться было некуда. «Ураласбест» в последнее время активно диверсифицировал свой бизнес. Сейчас это крупнейший российский производитель щебня и один из крупнейших игроков на рынке теплоизоляционных материалов. В отличие от нас он находится в гораздо более благоприятном экономически регионе. У нас вокруг голая степь — что-то делать здесь непросто, и мы вынуждены агрессивно развивать основное производство. Мы постоянно инвестируем в новое оборудование, в горный комплекс, открываем новые рынки, ездим по разным странам, демпингуем. И это дает результат. В этом году мы выпустим где-то 560–570 тысяч тонн хризотила — это будет исторический рекорд за все время существования нашего предприятия.

— Но мировая конъюнктура на вашем рынке не слишком удачна. Европа хризотил практически не потребляет, в России и СНГ спрос падает…

— Зато растет рынок в Юго-Восточной Азии. Еще несколько лет назад его не было. А сейчас страны ЮВА — самые крупные мировые потребители хризотила. В Индонезии за последние годы его потребление выросло более чем в три раза! То же самое в Индии и Китае. Уже сейчас Китай потребляет около 500 тысяч тонн хризотила, и в дальнейшем потребность в нем обязательно будет расти. Раньше Индия импортировала около 200 тысяч тонн хризотила, а сейчас — уже 400 тысяч. И в долгосрочной перспективе экспорт в Индию как минимум удвоится. Каждые десять лет население там увеличивается на 100 миллионов человек. А это эквивалентно потреблению примерно 100 тысяч тонн хризотила. Кроме того, в Индии в ближайшие несколько лет порядка 100 миллионов человек перейдут из категории очень бедных в категорию очень небогатых. И всем им нужна будет крыша над головой, а значит, вырастет потребление шифера и, соответственно, хризотила. И не только потому, что шифер — это товар для бедных. В жарком и влажном климате его просто нечем заменить. Любой металл там гниет и разрушается за два-три года, а шифер может спокойно лежать по тридцать-сорок лет, ему ничего не будет. Поэтому наша главная ставка — на страны Азии. В этом году мы начинаем впервые отгружать продукцию в Бангладеш — пока всего 10 тысяч тонн. Это очень небогатая страна, но с населением больше России, и, по логике, потребление шифера там вырастет до 200 тысяч тонн в ближайшее время. Будет расти Бирма, некоторые латиноамериканские страны, Африка. Там люди только начинают выбираться из трущоб, и им нужна любая крыша.

В целом мировой рынок хризотила в этом году вырастет примерно до 2,3 миллиона тонн. И каждый следующий год будет расти где-то на пять процентов.

— А в чем причина обвального падения спроса на хризотил в России? Сначала века его потребление снизилось более чем в два раза — с 450тысяч до 180 тысяч тонн.

— Если страна богатеет, то рано или поздно она откажется от хризотила. Почти 75 процентов всего добываемого в мире хризотила идет на производство шифера, еще около 20 — на выпуск труб и облицовочных панелей. Все эти изделия, несмотря на ряд преимуществ, по большому счету, не несут какой-то перспективной эстетической или экологической нагрузки. За редким исключением они все одинаковы. Кстати, это и стало одной из причин отказа Европы от хризотила как продукта, а потом и вовсе его запрета.

В России ситуация несколько иная. Если в Индии средняя зарплата сейчас около 100 долларов, в Бангладеш — 80, в Африке — 30, то у нас она уже вплотную приблизилась к тысяче долларов. И большинство наших соотечественников, строящих себе дом, все чаще приобретают более дорогие и модные кровельные материалы — ту же металлочерепицу. Им не важно, что она гремит, когда нагревается, что служит недолго, дороже стоит и прочее. Она красивая. Так что рост доходов населения, безусловно, сыграл свою роль. Но не менее важная причина сокращения внутреннего потребления — стагнация сельского хозяйства. В России основные потребители шифера — это агропромышленные компании, население районных центров, деревень. У нас курятники, свинарники, пункты приема зерна в советское время перекрывались шифером. А сейчас сельское хозяйство в упадке, почти все мясо импортное, коровники заброшены. Строительство на селе фактически прекратилось. Население в деревнях стабильно сокращается двадцать лет. Хотя еще в восьмидесятые между городом и деревней сохранялся паритет. Народ продолжает уезжать в город, а там рынок для шифера совсем небольшой. Умирает не столько продукт, сколько ниша, где он был востребован.

— Ситуацию можно изменить? Как стимулировать внутреннее потребление хризотила?

— Если говорить о шифере, то российским предприятиям, конечно, необходимо внедрять современные технологии, делать принципиально новые модные продукты, прежде всего крашеный шифер. И конкурировать не только ценой, но и дизайном, сервисом и прочим. Мы построили у себя в Ясном опытное производство таких изделий, чтобы отработать технологию, понять перспективы ее тиражирования. Только на различные согласования и разрешения ушло почти три года. Но мы хотим, чтобы подобные заводы строились в других регионах, поближе к конечному потребителю. Наше дело — запустить пилотный проект, показать интересный бизнес. Недорогая линия стоит всего два-три миллиона долларов и окупается достаточно быстро. Для какого-нибудь предпринимателя, торгующего строительными материалами и имеющего собственную сеть сбыта, не такие уж и большие деньги. Я знаю, что есть российские предприниматели, интересующиеся подобными проектами и пытающиеся их реализовать. Мы готовы им помочь, поделиться технологиями, привлечь партнеров. Надеемся, что в самом ближайшем будущем они смогут выйти на рынок.

— Помимо опытного производства шифера вы реализуете еще один проект — «Экономный дом». Начали строить поселок для сотрудников своегокомбината. Это тоже попытка повысить внутреннее потребление хризотила?

— Действительно, сейчас мы отрабатываем технологию каркасного малоэтажного строительства. Хотим, чтобы все было быстро, дешево и технологично. Себестоимость строительства дома где-то около 1,2 миллиона рублей. Именно за столько мы и продаем их своим сотрудникам. Более того, выдаем им ипотечные кредиты. Никакой рентабельности у нас здесь нет. Но предлагаемая нам технология, может быть, и позволяет возводить дома дешево, но не быстро и не технологично. На строительство с отделкой уходит около двух месяцев, а наша цель — сократить срок до недели. Мы хотим изменить технологию, сделать все, как в конструкторе «Лего».

— Зачем это вам?

— Мысль очень простая: если политическое руководство страны решит развивать всю Россию, а не только отдельные регионы, то наш продукт будет очень востребован. Государству это выгодно. Быстро и дешево строить дома реально очень трудно. А человек, имеющий собственный дом, по-настоящему становится патриотом. Он более уравновешенный, спокойный, более счастливый, наконец. У него есть свой участок земли, который он обязательно будет развивать.

— В каких регионах вы намерены тиражировать эту технологию?

— Во всех, что находятся дальше ста километров от Москвы: в Саратовской, Рязанской, Тульской, Волгоградской, Воронежской, Тамбовской и других областях. На Москву или Подмосковье мы не надеемся. Там инфраструктура отнимает почти половину стоимости самого дома. Совсем не важно, из какого материала его строить, важна цена проведения газа, электричества, воды и прочего.

Мы планируем искать партнеров, агитировать их, помогать им находить инвестиции, знакомить с технологиями, чтобы они начали развивать этот бизнес. Наша задача — дать им все возможности для успешного старта, потому что сами мы объять необъятное не можем.

— Если все эти проекты удастся реализовать, насколько увеличится внутреннее потребление хризотила?

— Думаю, вдвое, где-то до 300 тысяч тонн.

― Давайте вернемся к мировому раскладу. В этом году Канада, один изкрупнейших мировых производителей хризотила, практически полностью свернула производство. Правительство провинции Квебек отказалось выделить 56 миллионов долларов местным производителям, из-за чего они оказались на грани краха. Как это повлияет на ваши позиции нарынке?

— Мы делаем все возможное, чтобы канадские производители как можно быстрее возобновили работу. Мы провели переговоры с рядом инвесторов, и у меня есть все основания полагать, что кредит будет выделен в самое ближайшее время. Этот год Канада, наверное, пропустит, но в следующем она будет производить порядка 10–15 тысяч тонн хризотила.

— Честно говоря, ваша позиция вызывает недоумение. Зачем вы помогаете конкурентам?

— Может, это странно, но мы не конкуренты. Мы понимаем, что мы, производители хризотила, должны быть обязательно вместе, всячески помогать друг другу. Не стоит забывать, что канадские производители хризотила долгое время практически в одиночку противостояли разрастанию антиасбестовой кампании. У них находятся самые крупные мировые месторождения хризотила. Там уникальные по своим качествам волокна. Фактически канадский хризотил — лучший в мире.

— Ну и что, что лучший? Вы вполне могли бы воспользоваться ситуацией и вытеснить их с рынка…

— Мы и так работаем в три смены на пределе возможностей. Если вы помните, то еще двадцать пять лет назад мировое производство хризотила было почти в три раза больше, чем сейчас: свыше шести миллионов тонн в год! Но уже тридцать лет против асбеста ведется тотальная война. И если мы не будем помогать друг другу, то нас всех поодиночке очень быстро прикончат. Поэтому мы оказываем друг другу помощь в технологиях, в области безопасности, медицины, в исследованиях и прочем. Это позволяет сокращать издержки и удерживать мировые цены на наш товар на минимальном уровне. Если эта цепочка порвется, то вся мировая индустрия хризотила развалится.

— Но если Канада уйдет с рынка, то цены, наоборот, вырастут. Разве вам это не выгодно?

— Цены не вырастут. Сейчас средняя мировая цена хризотила за тонну — около 500 долларов. И я не думаю, что она существенно изменится. На китайском рынке цены немного упали, а в Латинской Америке, наоборот, чуть подросли. Это связано прежде всего с ростом расходов на упаковку и транспортировку. Из Европы нет хорошего трафика грузов в Латинскую Америку, поэтому контейнеры туда идут пустые, и расходы увеличиваются.

Если мы позволим мировым ценам вырасти, то тут же наткнемся на ограничение спроса. Наша продукция сразу станет гораздо менее интересной по сравнению с заменителями, и нас просто вытолкнут с рынка. Производители стройматериалов, работающие с заменителями, никакого пресса не испытывают. Они запросто могут прийти в любой европейский банк и получить кредит на двадцать лет под два процента годовых только под тем предлогом, что хотят победить асбест экономическими методами. А учитывая, что по себестоимости хризотил уже практически сравнялся с заменителями, шансов выиграть в этой конкурентной борьбе у нас не будет. Так что дорожать мы не можем.

— Запасов Киембаевского месторождения хризотила, которое выосваиваете, при нынешних темпах добычи хватит еще на пару десятков лет. А что потом?

— Месторождение у нас действительно не самое богатое. У «Ураласбеста» запасов лет на сто. Примерно столько же у «Костанайских минералов». А у нас всего лет на двадцать-тридцать. Но это только в разведанном контуре. Мы уже проводили разведочное бурение на глубину два километра. И оно показало, что хризотил в руде есть, причем его содержание в два-три раза выше, чем у поверхности. Думаю, лет через пятнадцать перед нами станет выбор: либо осваивать соседний участок и разрабатывать законтурные запасы рудника, либо построить шахту и перейти на подземный способ добычи. Именно так в свое время поступили канадцы. Надо сказать, экономика получается достаточно интересная: вскрышу делать не надо, а руда гораздо богаче.

— Какова стратегия «Оренбургских минералов»?

— Если говорить об основном производстве, то наша цель — 600 тысяч тонн хризотила в год. Мы должны обеспечить потребителю максимальную добавленную стоимость нашего продукта при аналогичной с конкурентами цене. Поэтому мы бросили все силы на повышение экономической эффективности, на снижение затрат. Мы же не можем, как энергетики, повышать цены на 15 процентов каждый год. А раз так, то у нас должна быть отличная обогатительная фабрика, самые современные дробилки, лучшая сервисная компания и так далее. Мы вложили в модернизацию производства около двух миллиардов рублей и намерены продолжать инвестировать каждый год примерно по 400 миллионов. Но мы не должны и не будем концентрироваться исключительно на производстве хризотила. Мы хотим развиваться как многопрофильная диверсифицированная горная компания и в конечном счете стать своего рода локальным «Газпромом», с которым работают банки и потребители.

— А в каком направлении будет идти диверсификация?

— На базе производственной площадки нашего предприятия мы намерены создать промышленный кластер. Один из проектов, который сейчас рассматривается, — производство эмульсионных взрывчатых веществ. Что бы там ни говорили, но Россия — ресурсная страна, и объемы горных работ здесь будут расти. А вот выпуск современных промышленных взрывчатых материалов у нас сравнительно небольшой. Во всяком случае, значительно меньше требуемого. Мы собираемся наладить на базе нашего ремонтно-механического завода производство мини-комплексов, которые будут выпускать невзрывчатые компоненты взрывчатых материалов. Кроме того, мы собираемся наладить производство иных продуктов из накопленных отходов. Здесь два направления: магний и магнезиальные цементы. Последние используются металлургами при футеровке печей. Сейчас мы проводим активные исследования, изучаем новые израильские технологии, думаю, скоро выйдем на проекты.

— Несколько лет назад ставку на магний сделал «Ураласбест». Но из-загигантского роста производства этого металла в Китае мировые цены на магний упали в несколько раз, и тот же «Ураласбест» вынужден был переключиться на щебень.

— Скорее всего, мы сможем наладить на комбинате производство щебня, равное по мощности хризотилу, как это удалось «Ураласбесту». Дело в том, что у них немного другая руда. У нас на вскрышных породах серпентинит довольно мягкий, а у них породы базальтовые. Из них они делают утеплительные материалы, щебень прекрасного качества и прочее. Мы это делать не можем. В то же время у нас за несколько десятков лет работы комбината скопился почти миллиард тонн отходов горной массы. Содержание магния в ней где-то 38–39 процентов. Но пока нет хорошей технологии, которая позволила бы нам добывать магний из отвалов. Сам магний в десять раз дороже хризотила. И если мы будем производить магний по цене доллар за килограмм, то будем очень конкурентоспособными даже по сравнению с китайскими предприятиями. Китайцы используют так называемую грязную технологию. Они выплавляют магний из исходных материалов в простом нагреваемом котле. Но этот метод неэкологичный, нам так делать непозволительно.

— А стандартная технология выпуска магния — из карналлитов — вам не подходит?

— В карналлитах магния — около 18 процентов. И сейчас во всем мире усилия брошены на выпуск искусственных карналлитов. Но мы считаем, что для нас это лишнее, у нас содержание магния вдвое больше. Нужно разработать только новую технологию. Мы уже начали консультации с нашими партнерами из израильского технологического института «Технион». Думаю, скоро станет ясно, сможем мы или нет. Но побороться, как видите, есть за что.

Мы должны, условно говоря, иметь в запасе восемь-десять небольших проработанных проектов, связанных с ресурсной базой нашего региона, с горным бизнесом, которые позволят нам удвоить объем бизнеса, который сейчас есть на комбинате. Это не только магний и промышленные взрывчатые материалы, а еще и горная операторская деятельность, обогащение каолиновых руд и многое другое. Наша страховка своего рода.

С асбестом может произойти все, что угодно. Но опять-таки мы понимаем, что даже при самом неблагоприятном сценарии развития событий за один вечер наш основной бизнес не свернется. У нас будет в запасе по крайней мере еще лет пять с момента принятия решения о запрете асбеста, которые уйдут на оформление множества необходимых в связи с этим документов. А за это время мы что-нибудь придумаем, хороших идей у нас предостаточно.

Кому это выгодно

Наиболее влиятельная антиасбестовая группа, прямо заинтересованная в полном уничтожении этой промышленной отрасли, сформировалась в США еще в 1970-е. Ее неформальными участниками стали многочисленные юридические фирмы, занимавшиеся судебными исками против различных промышленных компаний — добытчиков и переработчиков асбеста. В скором времени вся эта искусственно нагнетавшаяся судебная истерия вылилась в колоссальную финансовую аферу, поскольку подавляющее большинство новых компенсационных требований подавалось уже не реальными пострадавшими, а «виртуальными жертвами», не имевшими на самом деле практически никакого отношения к асбестовой индустрии.

Так, уже к началу XXI века количество исков о компенсации «вреда от асбеста» только в США перевалило за 700 тыс. (причем, согласно некоторым оценкам, совсем скоро можно ожидать, что их число достигнет 3 млн).

Еще одна очень мощная сила, активно участвующая в международной антиасбестовой кампании, — обширная армия лицензированных строительных подрядчиков, специализирующихся на удалении «ужасного» асбеста из зданий и сооружений. Этот сверхприбыльный бизнес особенно широкий размах приобрел опять-таки в США, а также в Великобритании. Благодаря поддержке властей ушлые стройподрядчики получили возможность заламывать астрономические цены за свое ремесло, заставляя многочисленных домовладельцев и руководителей различных организаций (школ, больниц, церквей) платить обязательную дань за свою работу по ликвидации асбестсодержащих материалов, которых зачастую не было и в помине в зданиях, подвергавшихся «экологической очистке». По оценкам экспертов, суммарные издержки по асбестоликвидационным мероприятиям только в США составили порядка 200 млрд долларов.